Неточные совпадения
Алексей Александрович думал и говорил, что ни в какой год у него не было столько служебного дела, как в нынешний; но он не сознавал того, что он сам выдумывал себе в нынешнем году дела, что это было одно из средств не открывать того ящика, где лежали чувства к
жене и семье и мысли о них и которые делались тем страшнее, чем
дольше они там лежали.
Алексей Александрович решил, что поедет в Петербург и увидит
жену. Если ее болезнь есть обман, то он промолчит и уедет. Если она действительно больна при смерти и желает его видеть пред смертью, то он простит ее, если застанет в живых, и отдаст последний
долг, если приедет слишком поздно.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что
жена, вероятно, беспокоится его
долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и
жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.
Поживя долго безвыездно в Москве, он доходил до того, что начинал беспокоиться дурным расположением и упреками
жены, здоровьем, воспитанием детей, мелкими интересами своей службы; даже то, что у него были
долги, беспокоило его.
Но Алексей Александрович не чувствовал этого и, напротив того, будучи устранен от прямого участия в правительственной деятельности, яснее чем прежде видел теперь недостатки и ошибки в деятельности других и считал своим
долгом указывать на средства к исправлению их. Вскоре после своей разлуки с
женой он начал писать свою первую записку о новом суде из бесчисленного ряда никому ненужных записок по всем отраслям управления, которые было суждено написать ему.
Она молча села в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать о настоящем положении своей
жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она вела себя неприлично, и считал своим
долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною
женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить
долги, — и разные тому подобные глупости.
— Я действительно лгал, я не имел ни детей, ни семейства; но, вот Бог свидетель, я всегда хотел иметь
жену, исполнить
долг человека и гражданина, чтобы действительно потом заслужить уваженье граждан и начальства…
«Нимфа моя не хочет избрать меня сатиром, — заключил он со вздохом, — следовательно, нет надежды и на метаморфозу в мужа и
жену, на счастье, на
долгий путь! А с красотой ее я справлюсь: мне она все равно, что ничего…»
У него, взамен наслаждений, которыми он пользоваться не мог, явилось старческое тщеславие иметь вид шалуна, и он стал вознаграждать себя за верность в супружестве сумасбродными связями, на которые быстро ушли все наличные деньги, брильянты
жены, наконец и большая часть приданого дочери. На недвижимое имение, и без того заложенное им еще до женитьбы, наросли значительные
долги.
Привалов забылся только к самому утру тяжелым и беспокойным сном. Когда он проснулся, его первой мыслью было сейчас же идти к
жене и переговорить с ней обо всем откровенно, не откладывая дела в
долгий ящик.
Половодов вместе с Иваном Яковлевичем всему на свете предпочитал французские шансонетки, но в качестве славянофила он считал своим
долгом непременно умилиться каждый раз, когда пела
жена.
Жена его, Марфа Игнатьевна, несмотря на то что пред волей мужа беспрекословно всю жизнь склонялась, ужасно приставала к нему, например, тотчас после освобождения крестьян, уйти от Федора Павловича в Москву и там начать какую-нибудь торговлишку (у них водились кое-какие деньжонки); но Григорий решил тогда же и раз навсегда, что баба врет, «потому что всякая баба бесчестна», но что уходить им от прежнего господина не следует, каков бы он там сам ни был, «потому что это ихний таперича
долг».
— Бог сжалился надо мной и зовет к себе. Знаю, что умираю, но радость чувствую и мир после стольких лет впервые. Разом ощутил в душе моей рай, только лишь исполнил, что надо было. Теперь уже смею любить детей моих и лобызать их. Мне не верят, и никто не поверил, ни
жена, ни судьи мои; не поверят никогда и дети. Милость Божию вижу в сем к детям моим. Умру, и имя мое будет для них незапятнано. А теперь предчувствую Бога, сердце как в раю веселится…
долг исполнил…
Тут понравилась ему одна прекрасная и благоразумная девица, и он вскорости женился на ней, мечтая, что женитьбой прогонит уединенную тоску свою, а вступив на новую дорогу и исполняя ревностно
долг свой относительно
жены и детей, удалится от старых воспоминаний вовсе.
Случалось не раз, что за
долги от них отбирали
жен и дочерей и нередко самих продавали в другие руки, потом в третьи, и т.д.
— Не беспокойтесь, у меня внизу сани, я с вами поеду. «Дело скверное», — подумал я, и сердце сильно сжалось. Я взошел в спальню.
Жена моя сидела с малюткой, который только что стал оправляться после
долгой болезни.
Струнников начинает беспокоиться. С Александрой Гавриловной это бывает: завернет совсем неожиданно в сторону, и не вытащишь ее оттуда. Поэтому он не доказывает, что
долг те же деньги, а пытается как-нибудь замять встретившееся препятствие, чтоб
жена забыла об нем.
— Видишь, и Корнеич говорит, что можно. Я, брат, человек справедливый: коли делать дела, так чтоб было по чести. А второе — вот что. Продаю я тебе лес за пять тысяч, а
жене скажем, что за четыре. Три тысячи ты
долгу скостишь, тысячу
жене отдашь, а тысячу — мне. До зарезу мне деньги нужны.
Однажды в какое-то неподходящее время Кароль запил, и запой длился
дольше обыкновенного. Капитан вспылил и решил прибегнуть к экстренным мерам. На дворе у него был колодец с «журавлем» и жолобом для поливки огорода. Он велел раздеть Кароля, положить под жолоб на снег и пустить струю холодной воды… Приказание было исполнено, несмотря на слезы и мольбы
жены капитана… Послушные рабы истязали раба непокорного…
Вот как выражает Белинский свою социальную утопию, свою новую веру: «И настанет время, — я горячо верю этому, настанет время, когда никого не будут жечь, никому не будут рубить головы, когда преступник, как милости и спасения, будет молить себе конца, и не будет ему казни, но жизнь останется ему в казнь, как теперь смерть; когда не будет бессмысленных форм и обрядов, не будет договоров и условий на чувства, не будет
долга и обязанностей, и воля будет уступать не воле, а одной любви; когда не будет мужей и
жен, а будут любовники и любовницы, и когда любовница придет к любовнику и скажет: „я люблю другого“, любовник ответит: „я не могу быть счастлив без тебя, я буду страдать всю жизнь, но ступай к тому, кого ты любишь“, и не примет ее жертвы, если по великодушию она захочет остаться с ним, но, подобно Богу, скажет ей: хочу милости, а не жертв…
Выйдя из дому моего, муж и
жена без церемонии перед моим окошком и в виду часового отдали
долг природе.
Тут никто не может ни на кого положиться: каждую минуту вы можете ждать, что приятель ваш похвалится тем, как он ловко обсчитал или обворовал вас; компаньон в выгодной спекуляции — легко может забрать в руки все деньги и документы и засадить своего товарища в яму за
долги; тесть надует зятя приданым; жених обочтет и обидит сваху; невеста-дочь проведет отца и мать,
жена обманет мужа.
Что же касается до
жены Ивана Петровича, то Петр Андреич сначала и слышать о ней не хотел и даже в ответ на письмо Пестова, в котором тот упоминал о его невестке, велел ему сказать, что он никакой якобы своей невестки не ведает, а что законами воспрещается держать беглых девок, о чем он считает
долгом его предупредить; но потом, узнав о рождении внука, смягчился, приказал под рукой осведомиться о здоровье родительницы и послал ей, тоже будто не от себя, немного денег.
Чувство совершенного
долга, торжества, чувство гордости наполняло его душу; да и разлука с
женой не очень пугала его; его бы скорее смутила необходимость постоянно жить с
женою.
Он услал ее, наконец, и после
долгих колебаний (Варвара Павловна все не возвращалась) решился отправиться к Калитиным, — не к Марье Дмитриевне (он бы ни за что не вошел в ее гостиную, в ту гостиную, где находилась его
жена), но к Марфе Тимофеевне; он вспомнил, что задняя лестница с девичьего крыльца вела прямо к ней.
— Это все надо забыть, — проговорила Лиза, — я рада, что вы пришли; я хотела вам написать, но этак лучше. Только надо скорее пользоваться этими минутами. Нам обоим остается исполнить наш
долг. Вы, Федор Иваныч, должны примириться с вашей
женой.
Наконец все разрешилось: в одно прелестное утро все имение Полиньки описали в удовлетворение кредиторов, представивших векселя Калистратова с поручительною подписью его
жены. Полинька сознала свою подпись,
долги мужа превышали ее состояние, и ее выгнали из ее имения.
— Н-нну, иные и с этим веществом да никаких безобразных чудес не откалывали и из угла в угол не метались, — резонировал Вязмитинов. — Вот моя
жена была со всех сторон окружена самыми эмансипированными подругами, а не забывала же своего
долга и не увлекалась.
— От
жены зависит все твое счастие, Вася. Выбирай
жену осмотрительно. Слушай отцовского совета. Он опытен и умен, — заключала она
долгий разговор и потом, подумав и взяв сына за руку, добавила...
— Легко ли мне было отвечать на него?.. Я недели две была как сумасшедшая; отказаться от этого счастья — не хватило у меня сил; идти же на него — надобно было забыть, что я
жена живого мужа, мать детей. Женщинам, хоть сколько-нибудь понимающим свой
долг, не легко на подобный поступок решиться!.. Нужно очень любить человека и очень ему верить, для кого это делаешь…
— Вы поняли, — продолжал он, — что, став
женою Алеши, могли возбудить в нем впоследствии к себе ненависть, и у вас достало благородной гордости, чтоб сознать это и решиться… но — ведь не хвалить же я вас приехал. Я хотел только заявить перед вами, что никогда и нигде не найдете вы лучшего друга, как я. Я вам сочувствую и жалею вас. Во всем этом деле я принимал невольное участие, но — я исполнял свой
долг. Ваше прекрасное сердце поймет это и примирится с моим… А мне было тяжелее вашего, поверьте!
Они строили заплату на заплате, хватая деньги в одном месте, чтобы заткнуть
долг в другом; многие из них решались — и чаще всего по настоянию своих
жен — заимствовать деньги из ротных сумм или из платы, приходившейся солдатам за вольные работы; иные по месяцам и даже годам задерживали денежные солдатские письма, которые они, по правилам, должны были распечатывать.
Можете судить сами, какое нравственное потрясение должна была произвести во мне эта катастрофа, не говоря уже о неоплатном
долге в три рубля пятьдесят копеек, в который я с тех пор погряз и о возврате которого
жена моя ежедневно настаивает…
Карпу Кондратьичу иногда приходило в голову, что
жена его напрасно гонит бедную девушку, он пробовал даже заговаривать с нею об этом издалека; но как только речь подходила к большей определительности, он чувствовал такой ужас, что не находил в себе силы преодолеть его, и отправлялся поскорее на гумно, где за минутный страх вознаграждал себя
долгим страхом, внушаемым всем вассалам.
Ну, и представьте себе, должен он целые дни тянуть эти проклятые веревки, целые дни думать, как ему извернуться, чтобы и голодная
жена не ругалась, чтобы и своя голова не трещала и чтобы лавочник поверил в
долг…
— Ладно. Спрошу
жену… Пожалуй, оставьте ложу в счет
долга…
Он вошел в гостиную повеселевший, бодрый, почти торжествующий. Глаза его встретились с глазами Нины, и в ее
долгом взоре он прочел нежный ответ на свои мысли. «Она будет моей
женой», — подумал Бобров, ощущая в душе спокойную радость.
В глазах
жены Гришка умышленно заводил с ним
долгую дружескую беседу, старался даже казаться веселым.
Телегин. Позволь, Ваня.
Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности. После того я своего
долга не нарушал. Я до сих пор ее люблю и верен ей, помогаю чем могу и отдал свое имущество на воспитание деточек, которых она прижила с любимым человеком. Счастья я лишился, но у меня осталась гордость. А она? Молодость уже прошла, красота под влиянием законов природы поблекла, любимый человек скончался… Что же у нее осталось?
Когда дочке Анны Николаевны, Мане, было два года, умер ее отец, не оставивший после себя ничего, кроме
долгов. Пьяный муж, озлобившись, схватил
жену за косу и ударил ее лицом о печку, раздробив нос и изуродовав лицо. В тот же год его самого сослали по суду в Сибирь за кражу казенных денег.
Вышневский. Вы моя
жена, не забывайте! и я вправе всегда требовать от вас исполнения вашего
долга.
— Этак, милостивый государь, со своими
женами одни мерзавцы поступают! — крикнула она, не говоря худого слова, на зятя. (Долинский сразу так и оторопел. Он сроду не слыхивал, чтобы женщина так выражалась.) — Ваш
долг показать людям, — продолжала матроска, — как вы уважаете вашу
жену, а не поворачиваться с нею, как вор на ярмарке. Что, вы стыдитесь моей дочери, или она вам не пара?
— Я думаю, мой
долг жить с
женою дружески, а не стараться кому-нибудь это показывать. Не все ли равно, кто что о нас думает?
Саша. Да, пора уходить. Прощай! Боюсь, как бы твой честный доктор из чувства
долга не донес Анне Петровне, что я здесь. Слушай меня: ступай сейчас к
жене и сиди, сиди, сиди… Год понадобится сидеть — год сиди. Десять лет — сиди десять лет. Исполняй свой
долг. И горюй, и прощения у нее проси, и плачь — все это так и надо. А главное, не забывай дела.
Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не проговорили между собой о том, что я описал в предыдущей главе: князь делал вид, что как будто бы он и не получал от
жены никакого письма, а княгиня — что к ней вовсе и не приходил Миклаков с своим объяснением; но на душе, разумеется, у каждого из них лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко было даже на
долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.
Вы вообразите себе какого-нибудь верного, по
долгу, супруга, которому вдруг
жена его разонравилась, ну, положим, хоть тем, что растолстела очень, и он все-таки идет к ней, целует ее ножку, ручку, а самого его в это время претит, тошнит; согласитесь, что подобное зрелище безнравственно даже!..
Лидия. Вам ли говорить о сострадании! Вы видите
жену в таком положении и не хотите заплатить за нее ничтожного
долга.
— А вот подруга моя, Оля, не так поступила, как князь: помнишь, я думаю,
жену покойного сенатора Круглова?.. Она мне часть
долга уплатила!
Татьяна Васильевна после того ушла к себе, но
Долгов и критик еще часа два спорили между собою и в конце концов разругались, что при всех почти дебатах постоянно случалось с Долговым, несмотря на его добрый характер! Бедный генерал, сколько ни устал от дневных хлопот, сколь ни был томим желанием спать, считал себя обязанным сидеть и слушать их. Как же после этого он не имел права считать
жену свою хуже всех в мире женщин! Мало что она сама, но даже гости ее мучили его!